Исследование возможной связи между образом графа и господарем началось еще до опубликования книги «В поисках Дракулы». В 1958 г. Бэзил Кётли писал: «Несомненно, что историческое прошлое, которое Ван Хельсинг приписывает вымышленному вампиру Дракуле – история Влада Цепеша, воеводы Валахии» (Kirtley, Bacil. «Dracula the Monastic Chronicles and Slavic Folklore». – In: Dracula: The Vampire and the Critics. Ed. Margaret L. Carter. Ann Arbor: UMI, 1988. 11-17. – c. 14). В 1962 г. первый биограф Стокера, Гарри Ладлэм, утверждал, что Стокер «обнаружил, что воевода Дракула [Drakula or Dracula]… заслужил прозвище «Колосожатель» и что история его зверств и жестокостей при обороне от турок была детально изложена в двух манускриптах 15 века, в одном из которых он назван «вампиром» (Ludlam, Harry. A Biography of Bram Stoker, Creator of Dracula. 1962. London: New English Library, 1977. – с. 113). В 1966 г. Григоре Нандрис связал Дракулу-вампира с историческим прототипом, утверждая даже, что имеющиеся портреты князя Влада были «адаптированы Стокером в собственных художественных целях» (Nandris, Grigore. “The Historical Dracula: The Theme of his Legend in the Western and Eastern Literatures of Europe.” Comparative Literature Studies 3.4 (1966): 367-96. – с. 375). Основываясь на этих туманных заявлениях, Флореску и МакНелли приступили к собственным изысканиям, результатом чего стала публикация книги «В поисках Дракулы» (1972, испр. и доп. 1994). В то время как их исторические исследования тщательно и хорошо документированы, в отношении автора «Дракулы» оба историка предполагают, что он был довольно хорошо осведомлен об историческом прототипе, а источником ему служили рассказы Арминия Вамбери (венгерского профессора, с которым он встречался по крайней мере дважды) и разнообразные книги, найденные в Британском музее.
Но так ли это? Какова в действительности связь между графом Дракулой и господарем Владом? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны обратиться к тем двум источникам, надежность которых не вызывает сомнения: к заметкам Стокера из музея Розенбаха и тексту самого романа.

Из «Заметок» Стокера нам известно, что к марту 1890 г. он уже решил написать вампирский роман; фактически, он даже выбрал имя для своего вампира… граф Вампир. Мы также уверены, что Стокер увидел имя «Дракула» (скорее всего, впервые) в книге, взятой в Публичной библиотеки Уитби летом 1890 г. – «Сообщение о княжествах Валахия и Молдова» (1820) Уильяма Уилкинсона. Стокер не только записал библиотечный номер книги, но и скопировал ключевые абзацы. Вот что пишет Уилкинсон:

«Валахия продолжала платить ее [дань] до 1444 г., когда Ладислав, король Венгрии,  стал готовиться к войне против Турции, предложив Воеводе Дракуле стать его союзником. Венгерские войска прошли сквозь земли княжества и к ним присоединились четыре тысячи валахов под командованием сына Дракулы» (с. 17).

И далее:

«Их воевода, также называемый Дракула, не удовлетворился разумными оборонительными мерами: со своей армией он перешел Дунай и атаковал несколько турецких отрядов, стоявших неподалеку; но это попытка, как и попытки его предшественников, увенчалась лишь моментным успехом. Магомет, повернув против него свои войска, прогнал его обратно в Валахию, где преследовал и разбил его. Воевода бежал в Венгрию, а Султан поставил его брата Бладуса на его место» (с. 19).

Имя «Дракула» появляется в тексте всего трижды, причем два раза его правильнее соотнести с отцом (Владом Дракулом). Но особенное внимание Стокера привлекла сноска к его третьему упоминанию:

«Дракула» на валашком языке значит «дьявол». Раньше, равно как сейчас, влахи обычно давали его как прозвище человеку, который выделялся храбростью, жестокостью или хитроумием» (с. 19).

Что Стокер счел это важным, ясно из того, что в своих собственных заметках он повторил: «ДРАКУЛА по-валашски значит ДЬЯВОЛ». Три упоминания Дракулы в тексте Уилкинсона, включая примечание – единственные примеры использования этого имени во всех источниках, с которыми, насколько нам известно, Стокер работал. [3]

Влияние книги Уилкинсона на замысел Стокера общепризнано, но в ряде пунктов явно преувеличено: Уилкинсон говорит о «Дракуле» и о «Воеводе» («Dracula», «Voïvode»), но никогда – о «Владе», «Владе Цепеше» либо «Колосажателе»; далее, он нигде не упоминает о его жестокостях.[4] Вряд ли можно считать простым совпадением, что точно такое же отсутствие подобных упоминаний есть и в тексте романа. Однако общепринятая теория гласит: Стокер знал много больше, чем прочел у Уилкинсона,  а основными источниками информации для него служили венгерский профессор Арнимус Вамбери и книги из библиотеки Британского музея.

В «Личных воспоминаниях о Генри Ирвинге» (1906) Стокер описывает две встречи с Вамбери (с. 238). Ничто не указывает на то, что тема Дракулы  была затронута на них хоть однажды. Стокер рассказывает, что на первой из них – обеде, данном после пьесы «Мертвое сердце» – присутствовал Генри Ирвинг. Разве не более вероятно, что разговор за обедом был сосредоточен на прошедшей пьесе, и – учитывая поразительную личность Ирвинга – на его исполнении? Поскольку воспоминание об этой встрече записано через несколько лет после публикации «Дракулы», можно было ожидать, что Стокер упомянет о том, какую роль сыграл Вамбери в создании романа (если мы считаем, что это так). Стокер отмечает, что венгр был «полон впечатлений [от путешествия по Центральной Азии], слушать которые было чрезвычайно интересно» (с. 238). Разве разговор о деяниях Влада Цепеша не был бы столь же интересным и достойным упоминания, если бы он произошел? Знаменательно также, что эта встреча состоялась в апреле 1890 г. – то есть до того, как Стокер взял в библиотеке Уитби книгу Уилкинсона. О второй встрече Стокер оставил еще меньше сведений. «Мы встретились снова двумя годами позже», пишет он, «когда ему присуждали степень на трехсотлетии Дублинского университета. … Он превзошел всех ораторов, произнеся одну из лучших речей, какие мне доводилось слышать [sic]» (с. 238). Единственный комментарий о содержании его выступления – что Вамбери «громко говорил против Русской агрессии» (с. 238). О Дракуле – ничего. Между тем к тому времени работа Стокера над романом уже шла полным ходом, и он уже использовал имя «Дракула» для своего вампира.

Убеждение, что Стокер черпал информацию от венгерского профессора, выглядит пережитком тех времен, когда еще не было известно о его «Записках». Не позднее, чем в 1962 г., Ладлэм утверждал, что «в Будапеште Брэм обратился за помощью к Арминиусу Вамбери» и что «Вамбери мог сказать ему, что о «Колосажателе», получившем это прозвище по вполне понятным причинам, еще столетия спустя говорили как об умнейшем, хитрейшем, а также и храбрейшем из сынов «земли за лесами» (Ludlam, Harry. A Biography of Bram Stoker, Creator of Dracula. 1962. London: New English Library, 1977. – с. 100). Флореску и МакНелли укрепили  это убеждение  в 1972 г.: «Они [Стокер и Вамбери] обедали вместе, и в ходе беседы Брэм был впечатлен рассказами профессора о Дракуле «Колосажателе». По возвращении Вамбери в Будапешт Брэм написал ему, расспрашивая о подробностях биографии выдающегося господаря 15 столетия и о стране, где он жил» («В поисках…», с. 115)[5]. Между тем единственный точно известный факт – то, что они вместе обедали! Стокер не упоминает Вамбери в своих рабочих бумагах. Нет ни одного документального подтверждения тому, что Стокер получал от Вамбери какую-либо информацию о князе Владе или по другому вопросу – о вампирах. Тем не менее сообщения об этом продолжают множиться.[6]

--------
3. Надо заметить, что упомянутая статья Эмили Герард, «Трансильванские суеверия», содержит три упоминания прилагательного «Drackuluj» в значении «дьявольский, принадлежащий дьяволу» (Gerard, Emily. “Transylvanian Superstitions.” The Nineteenth Century (July 1885): 128-44. – с. 131). Это могло укрепить Стокера в выборе имени для героя.
4. Хотя в примечании Уилкинсон упоминает «жестокость», здесь нет отсылки к князю Владу конкретно; потом, это лишь одна из трех возможных альтернатив.
5. В исправленном издании «В поисках Дракулы» 1994 г. фраза смягчена: «Двое мужчин обедали вместе, и в ходе беседы Стокер был впечатлен рассказами профессора о его родине» (с. 150). Флореску и МакНелли также отмечают (в обоих вариантах издания), что не найдено следов переписки между Стокером и Вамбери.
6. См., например, Farson, Daniel. The Man Who Wrote Dracula: A Biography of Bram Stoker. New York: St. Martin’s, 1975. - с. 124; Oinas, Felix. “East European Vampires & Dracula.” Journal of Popular Culture 16.1 (1982): 108-16. – с. 115; Varma, Devendra. “The Genesis of Dracula: A Re-Visit.” In Margaret L. Carter, ed. Dracula: The Vampire and the Critics. Ann Arbor: UMI, 1988. 39-50. – с.  47. Пожалуй, наиболее ярким случаем создания факта из фантазии является текст Питера Хейнинга: «Одним апрельским вечером в 1890 г. среди его [Стокера] гостей был маленький, начинающий лысеть человек из Центральной Европы, звавшийся Арминиус Вамбери … Он сидел между сэром Генри и Брэмом Стокером и до конца вечера занимал их умы рассказами о суевериях своей родины. Истории о ведьмах, вервульфах и не-мертвых … Именно рассказы об этих не-мертвых существах вызвали у него [Стокера] особенный интерес … Позднее он написал Вамбери в Будапешт о своем замысле, и маленький профессор более чем охотно развил тему, поднятую на минувшем обеде» (Haining, Peter, ed. The Vampire Omnibus. London: Artus, 1995. – с. 2).

Что же на самом деле было известно Стокеру об историческом Дракуле? Нет сомнений, что материал был доступен. Но сколь дотошным исследователем был Стокер? Мы знаем, что он прочел и сделал выписки из многих книг и статей (полный перечень см. Leatherdale, Clive. The Origins of Dracula. Westcliff-on-Sea: Desert Island Books, 1995. – с. 237-239) и что кое-что из изученного материала он воспроизвел в романе почти дословно. Но его изыскания кажутся скорее сумбурными – хотя во многих случаях удачливыми - чем систематическими. Найденное он использовал «как есть», включая ошибки и неточности. В вопросах истории и географии его сведения отрывочны и временами неверны, что может объясняться тем, что Стокер соединил куски информации из разных источников, не очень заботясь об аккуратности. В конце концов, он писал готический роман, а не трактат по истории. Потом, Стокер создавал свой роман в свободное время – а я сомневаюсь, что у него его было много. Он вполне мог найти гораздо больше материалов об историческом Дракуле – если бы у него было время заняться поисками. Но – за отсутствием всяких доказательств обратного – я прихожу к мысли, что он этого не делал. Нет никаких убедительных свидетельств, что он узнал что-либо о князе Владе от Вамбери, из материалов Британского музея, или откуда-либо еще – за исключением книги Уильяма Уилкинсона, найденной в библиотеке Уитби.

Есть и другие причины, заставляющие меня так думать. Предположим, что Стокер действительно что-то узнал от Вамбери и что его знания о реальном Дракуле далеко превосходили написанное Уилкинсоном. Почему же тогда в романе граф Дракула никогда не назван ни Владом, ни Цепешем? Почему нет упоминаний о его кровавых деяньях, которые наверняка добавили бы красок роману ужасов? Почему Ван Хелсинг вынужден признать, что «Он [Дракула] при жизни был замечательнейшим из людей»? И почему в заметках Стокера не сохранилось упоминаний, что ему известны еще какие-либо материалы? На это возможны два ответа: либо Стокер знал гораздо больше, но не упомянул этого, либо он использовал в написании романа ровно сколько, сколько ему было известно.
Был ли Стокер настолько искушенным романистом, чтобы сознательно скрыть часть известной ему информации в художественных целях? Можно вспомнить, как жадно он собирает и в изрядном количестве воспроизводит в романе довольно тривиальные факты. Кажется ли после этого правдоподобным, что, зная о злодеяниях князя Влада, он не воспользовался этими сведениями при создании своего зловещего графа, удовольствовавшись вместо этого скудными сведениями, почерпнутыми у Уилкинсона? Можно возразить, что отсутствие иногда не менее выразительно, чем присутствие: Стокер сознательно замалчивает информацию о герое, чтобы сделать образ еще более таинственным; или, возможно, неизвестность прошлого Дракулы – следствие того факта, что в романе он никогда не выступает в роли рассказчика. Подобные предположения всегда звучат интригующе; но надо помнить, что между предположением и установленным фактом есть известная разница.

Все теории о связи образа графа Дракулы и воеводы Влада основаны - за исключением ссылки на Уилкинсона – на косвенных доказательствах, многие из которых очевидно надуманы. Я не буду спорить, что для имени своего персонажа – Дракулы – Стокер взял прозвище валашского воеводы XV века. Также я признаю, что он вставил тут и там в текст романа фрагменты некоторых исторических сведений, чтобы придать плоть и кровь прошлому своего вампира. Но я категорически не согласна с распространенным мнением, что Стокер был прекрасно знаком с фигурой исторического Дракулы (за исключением того, что он прочел у Уилкинсона) и создал своего графа на основе биографии и характера господаря Влада. Очевидно, что растущий интерес, какой вызывает роман с начала 1970-х гг., в большой степени обязан именно этому сопоставлению; но гипотезы, на которых оно основывается, при близком рассмотрении оказываются несостоятельными.

Надеюсь, Zizi, ты найдешь ее любопытной! Буду ждать твоих впечатлений.