- Госуда-арь! - продолжал реветь голос, а через минуту к князю вышел растрёпанный краснолицый человек.
   
  Проситель ревел громко, потому что в локоть ему вцепилась некая женщина и всеми силами тянула назад:
  - Куда ты? Куда? Зачем? Срамиться только! - повторяла она.
  - Пусти! Я пойду к государю! - ревел в ответ краснолицый и почти волочил женщину за собой.
  - Кто желает моего суда? - спросил Влад, а женщина, услышав это, отпустила шумного просителя и остановилась, обречённо склонив голову.
   
  В эту минуту стало понятно, что проситель пьян, причём сильно. Он прошёл ещё несколько шагов, хотел поклониться, но не вышло. Согнувшись, этот человек упал вперёд, но успел-таки подставить руки, немного постоял так на полусогнутых ногах, медленно выпрямился и задиристо произнёс:
  - Суд желаю я!
  - А в чём состоит дело? - спросил Влад.
  - Государь! - пьяный человек шмыгнул носом, - Я жалуюсь тебе на свою жену. Накажи её.
  - Она провинилась? - спросил государь.
  - Да-а-а! - обрадовано протянул проситель, - Не слушается меня. Совсем не слушается! Уваженья к мужу у неё совсем нет!
   
  Женщина, которая только что тянула просителя за локоть, упёрла руки в бока и укоризненно покачала головой.
   
  - Вот! - продолжал пьяный, ткнув пальцем в сторону жены, - Даже сейчас презренье мне показывает. Прилюдно! Видел, государь? Вот каждый день так. А я терплю!
   
  Видя, что государь на неё смотрит, женщина опустила руки и молча поклонилась.
   
  - И хозяйка плохая, - продолжал пьяница, - Стряпает плохо - есть нельзя. Я ей говорю: "Желаю суп из мяса, а не из требухи". А она говорит: "Нету мяса!" Вот как! "Нету мяса", - говорит. Мяса ей для мужа жалко! А рубашку мне сшила недавно. Плохая рубашка - короткая. Я её за пояс заправляю-заправляю, а рубашка выбивается. Надо мной из-за этого все смеются. Говорят: "Заправь рубашку". А я не могу! Они говорят: "Заправь рубашку". А я не могу заправить. Сил моих больше нет терпеть такую жену! Накажи её, государь! Вот чтоб знала, как надо меня беречь! Чтоб знала! Накажешь её, государь?
   
  Князь не смог ничего ответить, потому что, сидя в седле, затрясся от беззвучного смеха. Как было не смеяться, если рассерженный пьяница вёл себя так, что даже самый умелый шут не смог бы кривляться лучше! Ноги пьяницы не могли долго стоять на одном месте и будто порывались пуститься в пляс. Брови гневно сдвигались, но стоило их хозяину отвлечься на что-нибудь, они тут же ползли вверх, изображая удивление. Палец, грозно указывавший в сторону никудышной жены, порхал в воздухе, как мотылёк.
   
  Вдобавок, этот смешной проситель не замечал выражения лиц и мелких движений. Вот сейчас князь беззвучно смеялся, а пьяница смотрел на него, искренне не понимая, почему тот молчит.
   
  - Накажешь, государь? - снова повторил проситель.
  - До сих пор мне таких дел разбирать не приходилось, - наконец, ответил Влад, всеми силами стараясь, чтобы в голосе звучала не насмешка, а замешательство, - Я наказал бы твою жену, но способа не знаю.
  - Не знаешь? - пьяница сильно озадачился этим ответом и, наверное, ещё долго не придумал бы, что ещё сказать, поэтому пришлось Владу дать собеседнику подсказку:
  - Да, не знаю, и поэтому вот что я предлагаю сделать. Давай придумаем наказание вдвоём. Вместе решим, что делать с твоей женой. Как решим, так и будет. Что скажешь? - на последнем слове князь не смог удержаться от смешка, но проситель истолковал это по-своему и тоже засмеялся, громко и радостно:
  - Давай. Вот сейчас она у нас узнает! Вот узнает!
  - Ты сказал, что твоя жена нерадивая, - начал государь, - Ты сказал, что она плохо готовит и плохо шьёт. Так?
  - Да, - сказал проситель и показал жене кулак, - Сейчас тебе будет! Сейчас ты за всё ответишь!
  - Вот что я думаю, - рассудительно произнёс князь, - Раз она плохо готовит и шьёт никудышные рубашки, надо отрубить ей руки. Своими нерадивыми руками она причиняла тебе вред. Отрубим их! И поделом!
   
  Женщина, услышав это, громко вскрикнула и завыла, но Влад даже не повернулся в ту сторону. Он следил за выражением лица пьяницы.
   
  - И ноги заодно отрубить! - продолжал государь.
   
  Женщина снова вскрикнула, упала на колени и заголосила ещё громче:
  - Да за что же, государь!? За что!? Муж мой мелет языком, а меня по его слову казнить!?
  - Во-от! - победно протянул пьяница, - Испугалась? Погоди! Дальше больше будет! Вот мы с государем тебя накажем...
  - Так что на счёт казни? - громко спросил правитель, - Надо твою жену четвертовать или не надо?
  - Четверто... четвертов...? - промямлил пьяница, еле слышный по сравнению с воплями жены.
  - Да, - кивнул Влад, и улыбка снова выплыла на его лицо, как выплывает щепка в воде, сколько эту щепку ни топи, - Четвертовать это значит отрубить руки и ноги. Что скажешь? Пойдёт такая казнь?
   
  Проситель крепко задумался, и стоял так полминуты, покачиваясь легонько то в одну сторону, то в другую, то в третью.
   
  Жена меж тем тянула своё:
  - Окаянный! Что удумал!? Жену лютой смерти предать! Вот так запросто!?
   
  Наконец, пьяница медленно произнёс:
  - Не... не пойдёт.
  - А почему не пойдёт? - спросил князь.
  - А... не знаю. Не пойдёт. Давай другое наказанье.
  - Хорошо, - охотно согласился правитель, - Можно и другое. Давай посадим твою жену в темницу. Ты же говорил, что жена у тебя строптивая, мужа не уважает, клянёт его понапрасну. Вот и пускай сидит в темнице. Я велю прислать людей. Заберут они твою жену, и ты её больше не увидишь. Будет сидеть в темнице, пока не умрёт. И пусть поминает тебя там бранными словами, сколько хочет. Ты этих слов не услышишь. И никто не услышит. Что скажешь? Пойдёт такая казнь?
   
  Услышав про темницу, жена пьяницы на мгновение замолчала, но затем снова начала голосить. Она протянула одну руку к государю, а другую к собравшейся толпе:
  - Да за что же так? Да что ж это делается!? Люди! Да помогите же! Заступитесь!
   
  Женщина явно испугалась, хоть и не верила во всё происходящее до конца. Неверие слышалось в её голосе, ведь она причитала так, как делают плакальщицы - вроде бы искренне, но с оглядкой на окружающих. Судя по всему, наибольший страх вызывало у женщины то, что происходящее оставалось до конца не ясным. Пусть правитель, расспрашивая её мужа, улыбался и посмеивался, но Влад правил не первый год, и за это время его подданные успели уяснить - если государь Дракул шутит, это может кончиться чем угодно. Селяне тоже не знали, что он задумал на этот раз, и потому толпа молчала, сомневаясь, надо ли вмешиваться. Кто-то из толпы пытался угадать намерения государя по поведению государевых слуг, и их поведение вселяло в людей надежду на хороший исход, поскольку слуги улыбались и посмеивались по примеру господина. Даже боярин Войко улыбался, и если бы селяне знали его получше, то поняли бы, что женщине ничего не грозит.
   
  Лишь проситель-пьяница, казалось, ни на мгновение не усомнился, что разговор о казнях серьёзен. Государевы улыбки и смешки он не замечал, а каждый вопль жены встречал с неподдельной радостью.
   
  И всё же пьяница не желал жене смерти, потому что, услышав вопрос на счёт темницы, опять задумался, почесал затылок, но на этот раз ответил быстрее:
  - Не, не пойдёт, государь.
  - Почему? - спросил Влад.
  - Так... ведь... как же... Это ж я без жены останусь! - вдруг воскликнул проситель, - А мне надо, чтоб она была тут, - он указал пальцем на землю рядом с собой, - Тут должна быть, а не там, - пьяница указал на жену, стоявшую на коленях в достаточном отдалении от мужа, - И чтоб слушалась меня!
  - Значит, ты не хочешь остаться без жены? - спросил государь.
   
  Проситель помотал головой так сильно, что из-за этого опять мог потерять равновесие, но в последнее мгновение выправился.
   
  - Так значит, не хочешь остаться без жены? - допытывался государь.
  - Не хочу, - проговорил пьяница.
  - Выходит, совесть в тебе ещё осталась, - усмехнулся Влад, явно довольный своим открытием, однако пьяный собеседник совсем не понял, к чему относились эти слова:
  - Так что ж будем делать, государь? - спросил он.
  - Вот что я тебе скажу, - очень серьёзно произнёс Влад, - а ты постарайся понять... Слушаешь?
   
  Проситель кивнул.
   
  - Я думаю, - сказал младший Дракул, - что твоя жена уже достаточно наказана, потому что она замужем за деревенским пьяницей.
  - Я не пья... - начал проситель, но государь строго произнёс:
  - Не перебивай и слушай дальше.
   
  Прежде, чем пьяница успел что-то ответить - а соображал он медленно - князь продолжил:
  - Когда я говорю, что твоя жена уже достаточно наказана, я подразумеваю, что пора бы снять с неё это наказание.
  - Снять? - озадаченно спросил проситель. Наверное, окажись он трезвым, испугался бы, но сейчас государевы слова не очень-то на него действовали. Они прозвучали слишком спокойно. К тому же напугать пьяного так же трудно, как напугать дурака. Дурак даже прямые угрозы не очень понимает - тем более намёки.
  - Да, - продолжал Влад, - пора бы снять с твоей жены это наказание.
  - А как снять? - проситель по-прежнему не представлял, на что намекает государь.
  - Есть разные способы, - многозначительно сказал Влад, - но я предлагаю самый простой. Ты перестанешь пить так много вина.
  - Я пью не мно... - опять начал возражать проситель, но государь пояснил:
  - Твоё пристрастие к вину не преступление, потому что нет закона против пьянства, но ты станешь преступником, если ослушаешься меня, - повторил правитель, - Тебе ясно?
  - Так я же никогда... Государь, приказывай! - пьяница ударил себя кулаком в грудь, - Я буду слушаться.
  - Это хорошо, - улыбнулся правитель, - Раз ты готов слушаться, то заслуживаешь награду. Ты говорил про рубашку, что она коротка тебе, и что все смеются. Так вот я выручу тебя - дам тебе свою рубашку.
  - Рубашку? - пьяница навострил уши, - Богатую государеву рубашку?
  - Да, - сказал Влад, обернулся к слугам и приказал, - Найдите мне рубашку. Такую, чтоб подороже и понаряднее.
   
  Один из слуг спешился, подошёл к вьючной лошади, которую тянул за собой во время путешествия, развязал кожаный мешок на её спине, вынул некий свёрток из холстины, развернул и, оказалось, что в этом свёртке лежит множество рубашек, аккуратно сложенных в стопку. Слуга очень боялся уронить их в пыль и перебирал аккуратно, прижав к себе край стопки подбородком.
   
  - Давай уже, - мягко поторопил князь, - вон та подойдёт.
   
  Слуга вытащил из стопки белую шёлковую рубаху, украшенную алой тесьмой, расшитой золотом. Тесьма тянулась по краю подола, рукавов и ворота, а ворот вдобавок ко всему застёгивался на пуговицы, каждая из которых была сделана из жемчужины.
   
  - Вот и хорошо. Сразу видно, чья рубашка, - сказал государь и опять повернулся к просителю, - Я и ты почти одного роста, так что рубашка будет впору. И смеяться над такой рубашкой никто не станет.
  - Не станет, - радостно подхватил пьяница.
  - Я дарю тебе эту рубашку, потому что ты обещал, что не ослушаешься меня, - произнёс князь, - Ты готов услышать моё повеление?
  - Да, государь!
  - Тогда я повелеваю - с завтрашнего дня ты станешь брать в рот только церковное вино, претворённое в кровь Христову. Только это, а другое нельзя. Если же ты продолжишь пьянствовать, то пускай твоя жена отнесёт мне рубашку назад, и тогда я накажу тебя за ослушание по всей строгости закона, - Влад обернулся к жене просителя, - Слышала, женщина? Если снова будет пьянствовать, принесёшь мне рубашку. Я хочу, чтобы рубашку с моего плеча носил человек достойный.
   
  Жена пьяницы поднялась на ноги и во все глаза смотрела на князя, даже забыв поклониться.
   
  - Запомнила? - ещё раз спросил у неё правитель, - Если твой муж продолжит пьянствовать, принеси мне рубашку обратно. И чтоб без увёрток! Если будет пьянствовать, принесёшь. Ты знаешь, что я езжу этим путём часто, так что буду проверять, что у вас тут и как. Поняла?
   
  Женщина поклонилась, а Влад сделал знак слуге, что подарок надобно вручить ей, а не её мужу. Сам пьяница точно уронил бы подаренное, а женщина побоялась даже прижать к себе. Она стояла, держа шёлк на вытянутых руках, и смотрела во все глаза.
   
  - А что касается супа с мясом, - продолжал Влад, снова обращаясь к просителю-пьянице, - то здесь ты можешь помочь себе сам. Если перестанешь тратиться на вино, появятся деньги на мясо.
   
  Проситель ничего не ответил, лишь таращился озадаченно и продолжал таращиться даже тогда, когда государь, велев толпе расступиться, поехал прочь, через мост и дальше. Даже селяне, присутствовавшие на этом суде, до конца не поняли, что сделал государь - вроде собирался пошутить, но вышло не смешно, а как-то странно.
   
  Смешно всем стало на следующий день, потому что пьяница наутро совсем позабыл про свой разговор с государем и очень удивился, когда увидел дома на лавке шёлковую рубашку с жемчужными пуговицами.
   
  - Чьё это тут? - спросил он жену, и та рассказала, но муж ей не поверил и вышел на двор спросить у соседей.
   
  Соседи тоже рассказали про вчерашнее, но пьяница снова не поверил и пошёл по деревне спрашивать всех подряд. Ему рассказывали всё больше - и чем больше рассказывали, тем больше пьяница пугался.
   
  - И как ты не оказался вчера на колу? - говорили селяне, - Чудо! Истинное чудо!
   
  В конце концов, от этих страшных рассказов пьяница начал икать, и икал полдня. Правда, некоторые говорили, что икота появилась не от страха, а от вина, выпитого накануне, но так ли это важно? Важно то, что с тех пор этот селянин больше не пил, а если вдруг приходила ему мысль сделать себе послабление, то жена говорила:
  - Если так, отнесу рубашку назад! Видит Бог - отнесу!
   
  Постепенно жизнь в семье наладилась, в дом пришёл достаток, но вот о дальнейшем народная молва сообщала по-разному, и никто не смог бы проверишь, что выдумано, а что - нет.
   
  Одни говорили, что пьяница жил трезвой жизнью, пока не сменилась в Румынской Земле власть, а новый государь не стал следить, что делается в селении Петрешти. Узнав о смене власти, пьяница взялся за старое. Сначала взялся потихоньку, но вскоре распустился и пропил всё, что нажил за время трезвой жизни - даже ту рубашку с жемчужными пуговицами снёс на торг.
   
  Конечно, такое окончание истории мало кому нравилось, поэтому большинство рассказчиков говорили по-другому. Говорили, что испуганному пьянице со временем понравилась трезвая жизнь - так понравилась, что он остался трезвенником до самой смерти и, даже не имея больше страха перед государевым наказанием, всё равно держался. Рубашку надевал на каждый праздник, а когда вокруг пили, хвалился одёжей и говорил:
  - Я не стану в такой рубашке пить! Как же можно! А то ещё запачкаю, а если запачкаю, то не смогу её детям в наследство оставить. Оставлю им в назидание, а они своим детям оставят.
   
  Государю Владу довелось услышать и то, и другое окончание, но сам он не мог бы сказать, что вернее. Через два года после истории с рубашкой Влад лишился власти, и многое выпало из его поля зрения, а когда власть удалось вернуть, то оказалось, что жизнь изменилась. Часть прежних знакомцев умерла, а ещё часть разъехалась кто куда. Бывший пьяница, получивший в подарок рубашку, тоже уехал, а разыскивать его и узнавать, как этот человек стал жить на новом месте, Влад не стал.
   
  Князю было бы слишком досадно узнать, что пьяница оказался дураком и не воспользовался той возможностью, которую подарил ему государь. Глупость ведь - как трава. Сколько её ни вырывай, сколько ни выжигай, сколько ни топчи, она всё равно прорастает. Вот и в пьянице она, выжженная страхом, всё равно могла прорасти снова, и тут Влад оказался бы бессилен.