Так, ознакомился с угрозой, что непополняющиеся авторские странички будут удаляться. И потому спешу добавить на свою...
Сочинение на тему КАК Я ПРОВЁЛ ЛЕТО.
Это лето я провёл, что называется, на деревне у дедушки. Ехать туда долго – поездом, почти сутки. А потом ещё час трястись на древнем, в городе таких уже не встретишь, «длинномордом» автобусе-пазике. Но мне нравится. И дверь его, без ручки, которую водитель из кабины рычагом открывает, и задняя площадка без сидений, на которой так весело подбрасывает, даже на ровной трассе.
И деревня мне нравится. Маленькая, в глуши, но не какая-нибудь полуопустевшая Удрученка с заколоченными покосившимися избами. Туда заходишь – как в старину попадаешь. Или даже в сказку. Во-первых, окружает её самый настоящий частокол – высоченный, из потемневших от времени сосновых стволов. А за ним, вдоль довольно широкой улицы, стоят вполне современные домики. Какие-то белёные, какие-то кирпичом обложенные, гордые двухэтажки, или скромные, но уютные хатки. Но все, как один, жмутся ближе к улице, к невысоким символическим заборчикам, стоя, таким образом, ровными рядами. А дворики позади, у подножия частокола. Там мычат коровы, гогочут гуси и выглядывают кроны яблонь-вишен-слив, обрамляя каждый дом пышной зелёной оправой. И сразу понимаешь, что живут в этих строем стоящих, почти не отгороженных домах люди дружные и работящие. И зайдя в уютную прохладу дедушкина дома, хочется не сесть перед телевизором, а тоже что-нибудь, да сделать.
Я не много говорю? То есть пишу. Привычка у меня такая – всё рассматривать. Любоваться во всей красе, и во всей красе описывать. Постараюсь не увлекаться. Тем более, что речь пойдёт не о том.
А речь о том, что в бескрайних лесах вокруг деревни на меня нахлынули воспоминания. Там неподалёку протекает река, и вниз по её течению раскинулся роскошный сосновый бор. Эти гладкие красные стволы, этот хвойный воздух, этот светлый простор с пружинистым матрасом хвои под ногами… Где мы с местными мальчишками тут же устроили футбольный матч, без устали гоняя мяч почти до самой темноты и едва не забыв о самой реке. Довольно холодной, особенно при нашем-то разгорячении, но сказочно красивой в своей кристальной чистоте и отражающихся соснах.
Когда-то, когда ещё в школу не ходил, я уже бывал здесь. Помнил этот сказочный частокол, эти сказочные боры, отражающиеся в реке, этот воздух… И эти грибы, шире моей детской ладошки, которые мы со старшими собирали в другой стороне. Вверх по течению сосны уступали место густой дубраве с элементами клёнов, орешника и бузины вдоль болотистых овражков. Да, здесь река, петляя меж невысоких холмов, преподносила и такие сюрпризы. Именно в этой дубраве, куда я направился на следующий день, неспешно шагая на гудящих после вчерашнего футбола ногах, на меня накатили настоящие воспоминания.
Я вспомнил этот лес – тёмный, дремучий, неприветливый и непроходимый, учитывая подлесок и бурелом, какого не встретишь среди сосен – но почему-то такой любимый и родной. Во-первых, и я уже тогда, в детстве, это понимал, за его непролазной суровостью скрывалось щедрое гостеприимство. Именно здесь, а не в праздничном бору вниз по реке, чуть ли не под каждым деревом красовались рыжики и маслята. Именно здесь, царапаясь о кустарник и чавкая ногами в болотной жиже, вся деревня вёдрами собирала кислицу – оправдывающую своё название, но обалденно вкусную в компотах и вареньях. Именно здесь радовали глаз пёстрые перья соек и тетеревов, а слух – знаменитые соловьиные трели. Здесь я впервые в жизни увидел настоящую живую лисицу! А уж белок с ладони кормил почти каждый день.
А во-вторых, меня маленького в эту чащу, разумеется, без присмотра не пускали, но и не устраивали суровых нотаций с категоричными запретами, как это в моде у взрослых. Не пугали серым волком, и не описывали ужаса, с которым сталкивается заблудившийся человек. Но которого не осознает и не поверит, пока сам не заблудится. Дедушка просто рассказал мне – серьёзно, без сюсюканий и втолковывания, как взрослый взрослому, что лес щедрый, но мы в нём гости. И вести себя надо соответственно.
И теперь, неспешно шагая по знакомой неприметной тропинке, я, почти не отвлекаясь на грибы, снова видел мысленно его лицо и слышал степенный голос: «Вот, допустим, ты угостил кого-то конфетой – он улыбнулся и сказал «спасибо». И тебе приятно, и ему. А если он молча сунет конфету в карман, и так же молча полезет в твой, чтоб ещё набрать? Что тогда ты о нём подумаешь? То-то!»
С тех пор я за грибами в чащу не гнался. Увижу несколько, отойду с тропки на пару шагов – и назад, какие бы красавцы дальше не виднелись. И так корзины приносили с горой – куда больше-то? Поначалу, конечно, трудно было удержаться от соблазна, но дополнительным якорем служили неспешные дедушкины рассказы, которыми он, нарочно негромко, развлекал меня по дороге. Причём именно развлекал, не уверяя, что это чистая правда. Что лес живой и мудрый, что он – одно большое живое существо. Потому его стоит уважать, но потому-то не стоит трястись над каждым кустиком. Не убудет от леса, хоть ты десяток деревьев сруби. Главное делать это с умом, давая возможность им разрастись снова, не трогать самые крепкие и здоровые, и – прежнее главное правило – ни в коем случае не жадничать. Тогда и лес ответит добром.
И, представляете – ответил! Когда я, как-то незаметно уже начавший гулять и без присмотра, всё-таки заблудился. До сих пор ума не приложу, нарочно ли мне это позволили, чтобы преподать пусть жестокий, но самый действенный урок, или и впрямь переоценили мою сообразительность. Бегал ли я тогда в поисках исчезнувшей тропы, звал ли других грибников, или просто сидел в ступоре, ожидая, пока меня найдут – не помню. Помню накативший на меня ужас, с которым тщетно боролось неверие: «ну такого же не может быть!» И помню вот это непролазное сплетение деревьев на склоне холма, к которому теперь ноги сами привели.
И вот тут-то мне вспомнилось то самое, сокровенное, тогда давно даже не воспринявшееся как чудо, а за школьные годы улетучившееся из памяти, на сей раз побеждённое здравомыслящим неверием.
И, преодолевая противные отголоски тогдашнего страха, я решительно сошёл с тропы, протиснулся меж кустов орешника, и вот передо мной возвышается крутой склон холма, словно отгороженный поблёскивающей в листве полоской воды. Не то вялым ручейком, не то разлившимся болотцем, подёрнутым, несмотря на тёплое полуденное солнышко, лёгкой дымкой. А за ним, густо сплетясь и замысловато перевившись между собой, живым забором высится орешник с бузиной пополам. Вроде такой же, как и на этом берегу – а всё же другой. Словно тоже отгораживает, куда более надёжной преградой скрывает что-то.
Тогда в детстве я, в отчаянии надеясь хотя бы с холма разглядеть тропу, кинулся сквозь эту преграду. И словно сам лес, сжалившись, всё-таки позволил мне её преодолеть. Я раздвинул густое переплетение гладких упругих стволов, и увидел…
А теперь я стоял на месте, прекрасно зная обратную дорогу, но скованный страхом куда более сильным и противным, хоть и не имеющим отношения к опасности. Страхом разочарования. Действительно ли это было? Или это моё детское воображение, разгорячённое ужасом, надеждой и дедушкиными историями, заставило поверить в сказку, в то, что меня спасло чудо? А вдруг за этим частоколом просто красивая полянка? Или вовсе такие же непролазные заросли? При одном взгляде на которые одолевает сомнение, что здесь даже ребёнок протиснется.
Страх и надежда, снова сплетясь воедино, как те стволы, стремительно нарастали. Ещё минута – и я со вздохом поплёлся бы назад, теша себя мечтой, но понимая в душе, что это просто сон.
Нет! Вот загляну! И будь что будет!
Едва ли не крича это вслух, я бросил корзину, махнул через ручей и, с отчаяньем ещё большим, чем в детстве, бросился к древесной стене. На миг подумал, что сейчас просто врежусь в неё лбом… А руки уже нашли прореху среди гибких молодых побегов, в которую я и нырнул, как в омут головой. От волнения даже сознание помутилось, в глазах потемнело, я лез куда-то вперёд и вверх, больше даже вверх, словно взбираясь на большое дерево с густыми ветвями. А потом впереди забрезжило, донёсся лёгкий аромат, похожий на хвойный, и я выкатился на необычайно пышную и мягкую листву лесной подушки. Ошалело поднял голову. И увидел…
Здесь не было щебета птиц. Точнее, он доносился издалека, с невообразимой высоты. Здесь не было солнца в листве и голубого неба меж древесных крон. Эти кроны сплетались воедино, теряясь в дымчато-зелёном полумраке на невообразимой высоте. Здесь не было холмов. Пологий подъём передо мной на поверку оказался…одним из исполинских корней, подобно горным отрогам разбегающимся от ещё более исполинского ствола, возносящегося, утопая в той же дымке, на ту же невообразимую высоту. А вдали смутно угадывались такие же, если не больше…
Однако ничего зловещего в этом лесу великанов тоже не было. Было ощущение приглушённой мягкости и даже уюта. Если что и пугало, то только собственная крохотность. Поначалу я так и сидел ошалело, оглядываясь по сторонам и оглядывая себя – не уменьшился ли часом до размеров муравья. Но нет, вроде и сам я не полегчал, и голос остался прежним. И опавшие листья моей перины были довольно крупными, но никак не гигантскими. И заросли, из которых я вылез, остались на месте. Густая молодая поросль, пробивавшаяся от гигантского корня, замысловато сплетаясь, тянулась к «небу» отцовской кроны, которая в той стороне спускалась ниже и чуть редела, пропуская больше света. Где-то там она уступала место нашей обычной дубраве…
А потом страхи и тревоги окончательно улетучились, мир и покой этого места охватили меня, я разлёгся в лиственной перине, не думая ни о чём. Просто отдыхал, любуясь переплетением ветвей и зелени далёких крон, слушая голоса птиц оттуда и дыша полной грудью. Воздух соответствовал обстановке – влажный, густой, тяжёлый и неподвижный, но свежий, он сочетал в себе все лесные ароматы. И сочную зелень, и смолистую хвою, и грибы в пряной листве, и что-то лёгкое, сладковато-цветочное.
Древний лес. Казалось, здесь ничего не менялось тысячи лет. Правековые деревья-исполины, толстенная лиственная подушка, сквозь которую не докопаться до земли, воздух… Даже время непонятное. То ли утро, то ли полдень, то ли вечер. Интересно, изменится ли здесь что-то ночью? Сразу представились рои волшебных огоньков, мягким мерцанием поддерживающих всё тот же уютный полумрак.
А ещё интереснее, знают ли в деревне про это место? Такая громадина не могла остаться незамеченной, и тот «вход», что я нашёл, вряд ли единственный. Тогда почему никто никогда не рассказывал и не показывал мне такую удивительную достопримечательность? Не хотели, чтоб я привёл толпу туристов? Да, здесь, среди векового покоя, весь этот топот, гомон, мусор и фотовспышки смотрелись бы кощунственно. Взамен вспомнились дедушкины сказки. О заповедных местах, куда людям ходить не стоит. О владениях лешего, русалочьих омутах, ведьминых полянах и чёртовых болотах. Причём в сказках вся эта нечисть не была такой уж поголовно злой и кровожадной. Просто не по пути с ней людям. Разная у нас с ними жизнь, разные порядки, и всё тут. То какой-нибудь добрый молодец влюбится в какую-нибудь кикимору – да так что свет белый немил! Погрустит-потоскует, да и помрёт. И не хотела, а погубила. Народ её проклинает ни за что, а таким «духам» от этого реально больно и неприятно. А потом откуда «злые» духи берутся – станешь тут! Или, например, скрипача какие-то бесы на праздник пригласят. И играет-веселит он их как бы три дня, а на самом деле три года. Вернётся домой – а его уже без вести пропавшим давно объявили, и не узнаёт никто…
Так, стоп! Вот тут-то этот лес остановившегося времени меня впервые насторожил. Я подскочил, снова озираясь. Но нет, всё по-прежнему было в порядке. «Коварная» дремота, сморившая было, охотно отступила, сменившись бодростью, как и положено после отдыха в приятной обстановке. Часы на руке исправно тикали и показывали полпервого дня. Никаких подозрительных теней поблизости тоже не пряталось, да и негде тут было прятаться. Только по-прежнему щебетали птицы в далёкой вышине, шуршал в листве кто-то мелкий и безобидный, да изредка жужжали в воздухе какие-то букашки. Кстати, только сейчас бросилось в глаза отсутствие вездесущих назойливых комаров.
Добрый лес. Великий, могучий, древний, таинственный, даже мрачноватый в своём полумраке и тишине. Но всё равно ни капельки не зловещий.
Тогда я улыбнулся и прошёл по вершине корня-холма к стволу. В обхвате – как наша школа, не вру! А если расширенное основание с могучими подпорками-корневищами учитывать – так весь школьный двор со стадионом накрыло бы! Без труда взобрался на это основание – продольно-бугристое, словно из множества обычных стволов сросшееся, и увитое такой же, как на «входе», переплетённой порослью. Да я и наверх заберусь при желании. Но не сейчас. Устроившись на подходящей лозе, погладил кору небоскрёба. Потом вовсе обнял ближайший выступ.
- Спасибо. Спасибо за то, что чудеса и правда бывают. Можно я ещё приду? Обещаю не жадничать и не увлекаться. Ну…по крайней мере, постараюсь, хи-хи.
Дерево не ответило. На его фоне я казался муравьишкой, ползающим по плющу. Но я чувствовал лёгкий аромат коры, чем-то напоминавший уютную жилую атмосферу гостеприимного дома. Слышал шум соков, струящейся древней силой. Мельком заметил над соседним корнем особо густую поросль, вполне удобной и безопасной трубой-лестницей убегавшую кверху, огибая ствол. А под тем же корнем таинственно и заманчиво темнело полузасыпанное листвой дупло-пещера. Меня услышали. И пригласили снова. Пока, правда, непонятно с какой целью. Но подумалось, что всё зависит от меня.
И я, помня своё обещание, просто посидел так ещё немного, обнимая необъятное. Потом с неохотой отпустил, погладив напоследок, и снова спустился по подножию. Помахал рукой и полез через заросли назад в свой мир. Как в детстве, с чувством покоя и радости на душе – навстречу тропинке, хорошо различимой с возвышения, родной деревне, которая и впрямь стала роднее, и вкуснейшему пирогу из лесных грибов…
Вот, собственно, и всё. Вот такое скучное описательно-размышлительное сочинение получилось. Конечно, я мог бы превратить его в целую фэнтези-сагу, рассказав о новых визитах туда. О том, что это лето я провёл, ни много, ни мало, в волшебном лесу. О стволах шириной в целые кварталы. О том, как добравшись по ним до зелёного свода, я увидел ещё один такой же, только посветлее, а над ним ещё, и так далее. А потом пойдут пещеры под корнями, из тех же корней свитые без единого камешка, «подземные» озёра, залы размером с несколько футбольных стадионов, освещённые парящими цветами, теми самыми волшебными огнями и системами чудесных призм, протягивающих солнечные лучи в древесные глубины. И, конечно, как не рассказать об обитателях этого, во всех отношениях живого, мира. Умеющих говорить, если надо, но гораздо лучше понимающих друг друга – и меня – без слов. Без слов поведавших о прочих своих чудесах, до которых я бы просто не успел дойти в своих коротких визитах. А там и другие секретные выходы, ведущие в разные заповедные места в разных краях, и руины древних белокаменных городов, и храмы былых цивилизаций…
А ещё я мог бы не интриговать и не веселить никого такими россказнями – просто признаться, что задремал под дубом, да и увидел сказочное приключение во сне.
Но чем я точно могу похвастаться, так тем, что это лето я и правда провёл в волшебном лесу. В хвойных борах, в грибных дубравах, в ягодных болотцах и сверкающих речных разливах. И на всё это смотрел уже другими глазами, видя во всём тихую, незаметную, хотя и не скрывающуюся магию Жизни.
И не только леса она наполняет, превращая в единые мудрые существа – но и поля, моря, степи, горы, даже облака с ветрами. И города тоже. Хоть и не любят их вот такие воспеватели природы, но и в городах есть своя душа – не лучше и не хуже. Просто своя, собственная, особая. В которой люди живут, частью которой являются, но которую даже не то чтобы не видят – не обращают внимания.
Но я обещал не грузить описаниями – помню, помню. В общем, это лето я провёл в волшебном лесу, любуясь живой сказкой. Как и все мы, и каждый из нас. Потому что неважно, где ты отдыхаешь, работаешь, учишься, живёшь. Важно, как ты смотришь на свой мир и ценишь его.